Моя память всегда без труда рисует одну из самых дорогих картин моего детства: приглушенный свет, удобное кресло, шерстяной плед цветов осени, кипа журналов в журнальнице в углу, бой часов, и тонкий-тонкий теплый аромат почти готового пирога. Пирогами, деревом, чистотой и книгами – десятками старых книг – пахло в квартире моей бабушки. Пахло всегда одинаково и больше так не пахло нигде. Я бы хотела, чтобы мой дом когда-нибудь пах также. Под стеллажами обычно сохли на газетках травы, собраные в лесу, и они тоже пахли тоненько и сладковато, добавляя свою особую нотку в букет ароматов.
Для меня, маленькой девочки, эта миниатюрная двухкомнатная квартирка была полна чудес и сокровищ. Тогда я еще ничего не знала о книге “Лев, колдунья и платяной шкаф,” но я регулярно отправлялась на поиски приключений в бабушкином шкафу. Шкаф этот казался бездонным, и когда мне надоедало в нем прятаться, играя в сказочные и неизведанные страны, я всегда могла заняться кладоисканием. Ох, какие сокровища ждали меня на дне этого волшебного шкафа! Там хранились цветастые платья до пола, отрезы тканей, в которые можно было заворачиваться или носить как тюрбан, километры тесьмы, кружева, пестрые обрезки каких-то старых поделок, бумажные и фетровые цветы, пряжа… Я до сих пор уверена, что стоило мне там порыться еще чуть-чуть, и где-то в глубине шкафа я нашла бы королевскую тиару или секретную дверцу с выходом в “заветный садик.”
Там же, рядом со шкафом, элегантно выгибая черную спину, стояла старинная швейная машинка Зингер, со своими нежными завитушками, чугунным колесом и огромной витиеватой педалью, которую, чтобы шить, надо было покачивать обоими ступнями. Бабушка много шила, и к каждому моему приезду меня ждала стопка новехоньких батистовых или ситцевых ночных сорочек, трогательных и нежных расцветок, почти до пола, с воланами и обязательной тесьмой на вороте и груди. Я эти ночнушки обожала до такой степени, что пару лет назад, увидя в магазине батистовую сорочку, отдаленно напоминающую бабушкины, я, пощупав ее, так и не смогла положить обратно, и пять минут спустя с нею же отправилась домой. Надо ли говорить, что моя покупка оказалась тем, что называется “не то и не так…” Она была сделана чьими-то чужими руками, на промышленной швейной машинке, бездушное дитя бездушного массового производства. Но главное она не пахла, ну то есть вообще не пахла ничем!
Когда в первую ночь у бабушки, после трехчасового путешествия на автобусе, я зарывалась с головой в мягкие перины, меня обвалакивал со всех сторон запах хрустящей чистоты. Также пахли и новые ночные сорочки. Никогда и нигде мое белье больше так не пахло, а я так и не спросила в чем был бабушкин секрет. Впрочем, я не спросила еще о многих вещах…
Я не спросила как разбираться в травах, грибах и ягодах. Я не спросила как быть бережливой и при этом “гламурной.” Я не спросила как всегда находить силы на улыбку и ласковое слово для любимого мужчины, и откуда вообще брать силы на всё. Я не спросила как делать рыбный пирог так, чтобы он пах разудалым деревенским пиршеством, а не нищетой. Я не спросила как вести безупречный быт без стиральных, посудомоечных, сушильных машин, без пылесоса способного засосать слона, и не спросила как стирать белье так, чтобы оно пахло чистотой, а не порошком. Я не спросила как делать тысячу и одно дело изо дня в день, делать так, чтобы со стороны казалось, что все случаетося само собой. Я не спросила как знать и помнить даты рождения и родословные всех родственников, близких и дальних, и от всей души интересоваться их жизнью и судьбой. Я не спросила как довольствоваться малым и считать, что тебе принадлежит мир. Я не спросила как оставаться молодой духом, несмотря на тикающие часы, как сохранять блеск в глазах и вкус к жизни, несмотря ни на какие жизненные реалии. Я не спросила как оставаться собой, но быть уместной в лесу, на своей кухне, или в музее. Я не спросила как заводить и сохранять друзей всех возрастов и мастей, и, не теряя себя, завоевывать их души на век.
Каждый уголок ее дома, каждая маленькая деталька, от шитых ею занавесок на кухне до ковриков сделаных из состарившихся вещей, все было пропитано ее присутствием, ее любящими руками, ее волшебным прикосновением. Она в совершенстве владела старинной женской наукой – без журналов и интернета она знала как быть центром, сердцем и душой дома, и, о как же тиха и спокойна была эта душа! И такой она навсегда останется в наших сердцах.
