Наверно, в некотором роде, это говорит о нашей избалованности, но редкие отъезды отца семейства − по уровню своей аварийности − у нас всегда ощущаются примерно как цунами. Я уже пользовалась этим сравнением, и намеренно пользуюсь им еще раз, потому что с тех пор мало что изменилось. Сразу все как-то затихает и замолкает, и, по очевидным причинам, все не так как обычно.
Мне в этот раз даже как-то и не писалось, хотя было о чем, и время тоже было, потому что дети (как бы так сказать, чтобы не сглазить?), у нас золотые, и несмотря на зубы и кризис семи лет, вели себя идеально.
Сынуля с первого же дня вошел у глубокий творческий запой, и первые пять дней строил целые дни напролет из всех своих конструкторов одновременно, а вторые пять дней ожесточенно рисовал; да так, что сточил мою (еще институтскую) Lyra Rembrandt почти до корешков (сегодня пошла прицениваться, сколько мне обойдется замена), и закончил целый блок линованной бумаги. А рисовал он какую-то эпическую космическую одиссею, обильно всё сдабривая стрелочками и пояснениями. Вот думаю, может в книжку все это объединить или на ткани напечатать, а потом сшить ему наволочку?
Дочурка тоже радовала. После первой бессонной ночи (я подозреваю, что для полного счастья ей не хватало папиного храпа), последующие она спала вполне прилично, хорошо засыпала и просыпалась в оптимальное (для нас всех) время. Она у меня, кстати, помощница, и − хотите верьте, хотите нет − помогает мне разбирать посудомоечную машину, а еще, сидя на мраморной столешнице (одну я ее там не оставляю), любит наблюдать за всем, что делается на кухне.
А делалось за эти десять дней там очень многое, потому что у меня, как и у сынули, тоже был запой, только пекарский. Я приняла твердое решение довести свой, почти годичный, эксперимент с выпечкой хлеба на закваске до победного конца, и, можно сказать, это сделала. Мы дважды ели пиццу из теста на закваске, морозилка у нас забита хлебом (потому что съесть такое количество мы просто не в состоянии), а в банке живет нечто бурлящее и живое, которое, я надеюсь, будет кормить нас на протяжении нескольких следующих месяцев. В теории, закваски живут бесконечно, на так как у меня на руках скончалось уже две, я поставила себе вот такой план минимум. Перспективы, к слову сказать, у нее прекрасные − ведет она себя совершенно не так, как две предыдущие. (Своими выводами и размышлениями я поделюсь отдельным постом.)
Подозреваю, что такая тяга к хлебу, во время отсутствия Давида, появилась неспроста. Размерянность, необходимая при работе с тестом, умиротворяет и приземляет, помогает перегруппироваться, сбалансироваться, и найти свой центр, а это как раз то, что требовалось моей мятежной душе. Хлеб все еще можно улучшать, но он вкусный, душистый и удовлетворительно пористый (над этой частью я все еще работаю), и в целом я, наконец-то, довольна.
В общем, без папы мы тут не скучали (а только по нему).
Я даже успела довязать рукава и подол Либиной кофточки, той, которую связала ей прошлой осенью. Мне было жаль отправлять ее в хранилище вместе с остальными маленькими вещами, потому что, несмотря на то, что кофточка дочке стала нещадно коротка, по моим расчетам, в ширину она будет ей в пору еще, как минимум, два сезона. Такая же участь постигла дочкин гномичий колпачок, я удлинила шею, и теперь никакой шаловливый ветерок не заберется под его шерстяные покровы. Очень я люблю, когда ничего не пропадает!
А завтра уже и отец семейства возвращается. Так что, все хорошо.
P.S. Печенюшки в белой керамической плошке сделаны из хлопьев кинвы (киноа). Они очень сытные и вкусные, пользовались особенной популярностью у Либи. Рецепт отсюда.
