Не удержалась и купила Ади две книжки с зимне-новогодне-рождественскими сказками. Одна книжка – очень красивая антология разных сказок от разных иллюстраторов, а вторая от автора и иллюстратора в одном лице (Jan Brett), и она просто сказочная! В ней, немного лубочные, немного старомодные и до боли волшебные иллюстрации, с дорогими моему сердцу северными узорами (наверно, в прошлой жизни я жила где-то в хатке среди Норвежских фьордов или в снежной Финляндии), со срубленными избами, троллями, лайками, снегом и елками. Каждый раз, когда эту книжку читаю, хочется зажмуриться и прыгнуть туда, во-внутрь, сесть у печки и подавать бабушке Бабе клубки белоснежной шерсти, из которой ее попросил связать ему варежки внучек.
Но я увлеклась… Написать хотела не об этом, а о том что когда вчера читала Ади очередную сказку, ощущая его теплый бочек и переживая вместе с ним за непослушных оленей или незадачливого воровитого ежика, подумалось мне – ведь все-таки как важно, чтобы ребенка воспитывали двое!
(Пожалуйста, я никого не хочу расстроить и обидеть этим заявлением! И, ни в коем случае не говорю, что одна мама или один папа не может воспитать замечательного ребенка. Есть тому не один и не два примера из моего самого близкого окружения и я перед всеми вами, одиночки, снимаю шляпу и восхищаюсь каждый раз заново, когда кого-то из вас встречаю. Всякое в жизни бывает и ничего уж тут не поделать, никто не застрахован, и одно то как люди с этим справляются – достойно уважения и восхищения! Но…)
Ади четко разделяет меня и Давида. Во всем. Не только в играх и занятиях, которые он выбирает исходя из того кто с ним играет, не только в книгах, которые он предпочитает читать в зависимости от того чья очередь его укладывать, не только манерой общения, а вообще во всех тех жизненных уроках, которые Ади берет от каждого из нас. Иногда мне даже кажется, что он сам моделирует наше поведение исходя из того к чему он привык и что ему в нас больше нравится.
Например, мне нельзя кусаться и рычать. Когда я начинаю покусывать и порыкивать, Ади страшно обижается. Если мы играем в семейство динозавров, то я всегда либо “мама” либо “бэйби,” в Давид – либо “папа,” либо “плохой динозавр,” который должен всячески пугать наше мирное семейство. Я отдаю себе отчет, что ролевые игры – это не моя сильная сторона и Ади четко отдает себе отчет в этом тоже, поэтому если речь идет о пиратских баталиях, то это папа, если что-нибудь помастерить, то (сюрприз! сюрприз!) – мама. С Давидом они тоже мастерят, но по-своему, по-мужски.
Но, самое интересное начинается, когда доходит до чтения. С Давидом, любимой книжкой стал сборник традиционных кровожадных сказок, на которых росли мы; в этой книжке есть и “Красная Шапочка” и “Три Поросенка,” и сказка про трех козлов и тролля, и так далее. Цвета там яркие грубые, рисунки по-своему милые, но очень простые, даже примитивные, и немного не по-детски (на мой вкус) откровенные. Например, когда волк сжирает бабушку, нарисована голова волка, с бабушкиными ногами торчащими наружу и большим слово “Gulp!” чтобы проиллюстрировать ситуацию, если кто не понял. Надо ли добавлять, что книжку купил Давид? Ади ее обожает, но читает ее только с ним!
Со мной же он читает ностальгические сказки про маленького медвежонка (растущего в лесах Швеции, кстати сказать), про черепаху по-имени Френклин и все прочее, волшебное и наивное. Во всех этих сказках главные герои живут в отдаленных местах, в деревянных срубах, мамы пекут хлеб, папы рыбачат или что-то мастерят, едят они овощи из огорода и пышащие жаром прироги, бабушки вяжут, а деды рассказывают истории. Дети в этих историях свободны, бегают босиком и, когда не помогают по дому, занимаются тем, чем должны заниматься дети – они фантазируют, а потом живут этими фантазиями.
Получается, что от меня Ади хочет слышать о том, что жизнь полна магии и красоты, а из уст Давида получать не всегда приглядную сторону реальности, о проблематике противостояния сил и о том, что жизнь не всегда справедлива. Я не знаю, когда решилась бы заговорить об этих вещах, если сама не всегда готова их принять и понять. Давид же человек более приземленный, поэтому успешно ведет Ади между подводных камней тех фактов, которые я, следуя своей природе, обхожу. Я до сих пор не могу произнести слово “убить” или “мертвый” при Ади, хотя осознаю, что это глупо и незрело, тем более, что он этими словами оперирует уже довольно ловко (но зная, мой “бзик” старается эту тему со мной обходить), к счастью, без обсессивности, как некоторые его товарищи в садике.
Так вот интересно, мы сами смоделировали эту разницу или Ади самостоятельно, исходя из того что он выучил и понял о нас за свои четрые года жизни, вычислил кто годен для чего? А, может, это как раз то для чего нас, мужчин и женщин, создали такими разными? Для Ади мы как две стороны медали, и он вертит эту медаль в зависимости от того на какую сторону – шершавую или гладкую и блестящую – он хочет полюбоваться. Наверно, в этом и состоит прелесть семьи, в ее традиционном раскладе, уж простите меня за полит-некорректность. Сколько же граней открывала та самая “целая деревня” (или племя, в другом варианте), которая нужна была “чтобы вырастить ребенка?” Что еще мы потеряли, с исчезновением этой “деревни?” Чем мы платим за ее исчезновение?
После рождения Ади, теперь, когда уже по всем статьям поздно, я стала остро ощущать потребность в такой деревне. Особенно грустно мне обычно становится под Рождество (которое, да да да, технически я даже не должна праздновать), когда все разговоры пестрят жалобами на заботы, готовку и родственников (те, у кого они еще остались рядом), и так мало ходит благодарности за радость близости. Мы, люди, так боролись за свою самостоятельность, что не заметили как остались одни. Или вдвоем. Хотя бы так.
