Лето подходит к концу, а с ним и летние каникулы, хороший повод поразмышлять. Да и фотографии Alain Laboile не идут у меня из головы, что-то разбередили они мне душу, и с тех пор я думала и вспоминала…
На фоне длинных списков с “обязательными” компонентами счастливого детства из Pinterest − веселые, голые, грязные дети, плещущиеся в воде, читающие книги под кустом спелой смородины и даже, о ужас, просто не делающие ничего, теперь почему-то воспринимаются скорее как ностальгическая мечта, как фантазия, как символ, и в их реальность верится с трудом. Однако мое детство (и, исходя из общей темературы по интернету, я не одна такая) проходило в очень похожих условиях (ну, исключая тот факт, что я была единственным ребенком), и мне бывает обидно до слез, что в наши дни такая свобода считается заброшенностью. Детям все чаще отказывается в праве бесцельно следовать за своим любопытством, а заодно и в бесчисленных шансах на невероятные случайные открытия. Особенно очевидно это становится летом, когда у детей каникулы, а у родителей отпуска. От страха, что ребенок может соскучиться или, еще хуже, “потерять время,” все должно быть оптимизированно, структурированно и продуманно до предела, и лето больше не принадлежит детям, его узупировали активные и талантливые мамы и папы.
Задумавшись обо всем этом, я начала вспоминать свое собственное детство…
Летние каникулы я, обычно, проводила в городе Новороссийске (в небольших “двушках”, у бабушки или у тети) или на нашей даче (неказистой и небольшой), и самые яркие воспоминания, оставшиеся у меня с тех времен, это полная безмятежность взрослых (с точки зрения того, чем я занимаюсь или не занимаюсь), и мой покой от того, что занималась я в общем-то чем хотела. У тети это были бесконечные стопки книг, которые я глотала одну за другой, какие только попадались под руку, куклы, которых я шила из обрезков ткани, походы с двоюродным братом и его друзьями, ленивые пикники на море с ним же, сбор грибов и трав с бабушкой.
На даче опыт был другим, но чувство свободы похожим… Мне до сих пор четко помнятся кишащие лягушками лагуны в песчанном дне отошедшей на зиму реки. Каждый раз, когда мы приезжали на дачу, я приходила к этим лагунам с ведерком, зачерпывала воду, вместе с ее зелеными обитателями, и начинала игру. Иногда я устраивала конкурсы на самого маленького лягушонка, иногда на самого зеленого, иногда я притворялась, что один из них принц, и мне только надо сделать правильный выбор. Я не знаю точно, сколько времени я проводила у этих лагун, но точно помню, что успевала проголодаться от похода к походу, и солнце частенько начинало клониться к горизонту, когда я возвращалась в наш дачный домик.
В древесных зарослях и кустах там можно было встретить ужа, а иногда гадюку − уж приветливо сигналил желтыми ушками, а гадюка была равномерно серого цвета, с тонкой нарезкой, как бы в клеточку, как титановая шариковая ручка. Наблюдала я за всей этой живностью сама или с подругой, иногда мы звали взрослого, когда у нас были сомнения в безопасности того или иного столкновения с окружающей средой. Но я помню совершенно точно, что ничья мама не являлась ниоткуда с подобающим занятием, увиденным на Pinterest, чтобы придать смысл и важность увиденному, а заодно прочитать лекцию о биологии и загрязнении рек. Чаще всего никто даже и не знал об этих встречах.
Мне не надо было показывать, что из цветов можно делать куколок, из веток шалаши, из камней статуи, что на древесной коре можно писать секретные послания, а упавшие перья птиц использовать для игры в индейцев. Но не потому, что я была такая творческая, а потому что у меня была возможность − в скуке и в бесцельных шатаниях − выяснить это самой.
Несколько раз я падала с обрывистого берега прямо в воду, обдирала локти и коленки, возвращаясь домой в синяках и со сломанными ногтями. Капитаны баржей казались лучшими друзьями, и каждый раз, когда раздавался громогласный гудок, в ответ на мое приветствие с берега, мне казалось, что сейчас баржа свернет со своего маршрута, пришвартуется к берегу, и с нее сойдет голубоглазый чубатый красавец, который тут же падет ниц и признается мне в любви.
Весной, когда воды реки были особенно бурными и высокими, к берегу частенько прибивало трупы диких животных, а однажды с подружкой мы, к вящему своему ужасу, нашли самого настоящего утопленника, до сих пор помню его разбухшую спину и рубашку в красную клеточку (зовите это шоком или бездушностью, но про этого утопленника мне не приснилось ни одного кошмара).
Я плавала и играла в мяч (не в команде, а потому что это было весело), лепила из речной глины, которую доставала со дна реки, забивала гвозди (просто так), красила доски (потому что у дома стояла беспризорная открытая банка масляной краски), часами зависала над бездонной ржавой бочкой с дождевой водой, потому что там жил (я это знаю точно!) водяной. Я читала книги сидя на самой тонкой и самой высокой ветке нашего орехового дерева, я ела черешню без рук. Я знала тысячу и одну тропу, вокруг дач, к пристани, на дамбу и обратно, знала где вода глубокая, а где нет, знала как выглядит водоворот и что делать, если я в него попаду, знала как ощущается зыбучий песок, сколько позволительно с ним забавляться, и когда надо кричать “караул!” А главное, в большую часть этих приключений я отправлялась совершенно одна. Не потому что мной не хотели заниматься, и не потому что все были заняты (хоть это и правда), а просто потому, что мы обладали тем, в чем почти начисто отказано современным детям. Свободой.
Свобода, о которой я говорю, не физическая. Я имею ввиду свободу от необходимости находится 24 часа в сутки под родительским микроскопом − развлекаемымим, развиваемыми, осчастливленными. Ведь свобода это не самодельные воздушные змеи, это не занимательная физика под открытым небом, это не тщательно спланированные лесные игры в Робина Гуда. Свобода это даже не возможность находится в постоянной и непосредственной близости к природе. Свобода это когда мы позволяем детям быть. Быть детьми. Быть собой. Быть хозяевами своего времени. Быть хозяевами своих идей.
Мы можем достать миллион самых интересных проектов с Pinterest и предложить их ребенку, но в результате все, чего мы от него добьемся, это ожидания нескончаемого потока развлечений в будущем. Мы можем составить безупречно сбалансированный график занятий, но при этом получим человека, который будет совершенно не в состоянии что-то решить за себя сам, позволяя другим выбирать развлечения и следуя за их идеями.
В жизни есть столько вещей, которые могут быть выучены только в условиях свободы, и которые просто невозможно узнать и осмыслить во время организованного занятия (каким бы веселым и игровым оно ни было). Часто эти вещи не относятся ни к естествознанию, ни к науке, ни к географии, часто это вещи, которые мы узнаем о нас самих.
Уточню еще раз, я не говорю о заброшенности! Когда я с родителями отправлялась в путешествие на лодке, когда мы вместе шли в поход по намеченным мною тропкам, когда тетя учила меня слушать и понимать оперу, когда бабушка показывала мне свои кулинарные секреты, когда папа брал меня половить рыбу, а мама помогала построить хижину из бурелома, я воспринимала это как подарок, как эскимо в жаркий день, как благословенное разнообразие, но не как святую обязанность родителей. И это никогда не происходило вместо моих личных занятий, на которые у меня всегда в достатке оставлось нераспланированное взрослыми время. Мне никто ни разу не сказал бросить одну из миллиона моих “бессмысленных” затей, просто потому, что отпускной маме, с какого-то перепугу, приспичило построить со мной модель ветряной мельницы. Родители были не для развлечения, они были для того, чтобы давать оплот безопасности и деликатное менторство (за что им огромное человеческое СПАСИБО), на фоне общей свободы ребенка, и это тот идеал, к которому я стремлюсь сейчас.
Но как же это бывает тяжело…
В обществе обожествления ребенка, по-канону, каждая минута детства должна быть заполнена до краев − вещами, впечатлениями, знаниями, развлечениями, ведь нами движет забота, беспокойство и самые лучшие побуждения. Но, на любовь и здоровую долю внимания наслоилось столько шелухи, что от детства остался только ворох оберточной бумаги. Я тоже грешу этим, когда хочу дать “еще одну страничку” с заданием, потому что сын закончил раньше, чем я планировала, но во имя часов, проведенных у лягушачьих лагун, я стыдливо хватаю сама себя за руку, как воришку, и говорю сыну: “Ты свободен!” И это именно то, что я имею ввиду.
Во имя лета, во имя жары, во имя ледяного лимонада до головной боли и мороженного до резей в желудке, во имя стопок книг и музыки в ушах, во имя горячего песка и бесцельного лежания в гамаке, во имя безделья и благословенной скуки, во имя щек в арбузе и глины под ногтями, во имя умения жить, во имя умения радоваться давайте подарим детям свободу от наших взрослых ожиданий. Тогда, может, и у нас останется больше сил на то, чтобы просто любить.
Ну, и на хорошую книгу впридачу.
P. S. Я понимаю, что не у всех было такое же радужное детство, а та свобода, о которой я говорю, имела и темные стороны тоже. Однако, на то мы и люди-человеки думающие, чтобы мыслить и анализировать, брать хорошее и отказываться от плохого. А текст этот, скорей, напоминание о том, что ребенок не является сосудом, в который надо сложить все, что нам якобы “не додали,” в попытке сделать каждую минуту его детства “стоящей.”