Вчера закончились двухнедельные зимние каникулы. За это время пижама намертво вросла в Ади, и мы с трудом выпихали его за дверь, скулящего и расстроенного. Я его понимаю, даже мое регулярное нависание с уроками (ну, с теми, от которых мало детей бывает в восторге) не может испортить радость домашнего житья-бытья. Выпечка с мамой, борьба и шашечные баталии с папой, барахтанье в кровати с сестрой, семейный визит к друзьям, ну серьезно, разве что-то еще может подарить похожее душевное удовлетворение? В общем сегодня с утра у меня одной заботой меньше, но при этом мне грустно и стыдно, потому что мы здесь, а Ади там, и хорошего оправдания такому порядку вещей больше никто из нас не находит.

Ну да ладно.. Вот что хотела вас спросить…
Всем известно, что когда речь заходит о наших детях – они всегда оказываются самыми умными, самыми послушными, самыми добрыми, да самыми красивыми. А вот если сугубо по секрету, то какое качество в вашем ребенке выбивает вас в считанные минуты из колеи, пробуждает неподобающее родителю нетерпение, порой приводя к реакции, которой вам потом сложно гордиться?
Признаюсь первой… Мне очень тяжело переносить звуковой фон, который создает вокруг своей жизнидеятельности Ади. Рот его иногда просто не закрывается, если он не рассказывает что-то или не задает тысячу и один вопрос, то он поет, если не поет, то мычит, если он не поет и не мычит, то гремит чем-то, и очень обижается, когда я делаю замечание, потому что, этот стон грохот у него песней музыкой зовется. Если Ади задает вопрос, который мне по-наивности кажется риторическим, он будет задавать его столько раз сколько потребуется, чтобы услышать мой ответ, даже если это просто вежливое (но обязательно осмысленное) “угу.” Истории его не имеют ни конца ни края, он может остановить меня по-дороге в прачечную с полной корзиной в руках, чтобы “сказать что-то важное, мама” и так и не закончить десять минут спустя, пока я переминаюсь с ноги на ногу, перекладывая тяжелую корзину из одной руки в другую. Ох!
Я очень тихо говорю (за что мне не раз попадает от Давида), и весьма чувствительна к звукам, особенно по утрам, тишина мне нужна для моего ментального благополучия, и, иронично, это то единственное, на что я редко могу расчитывать дома. Ади не только говорит много, он говорит громко, его звонкий тоненький голосок порой невыносимо терзает мои ушные перепонки, и, признаюсь честно, мне не всегда хватает грации, чтобы по-взрослому, по-зрелому абстрагироваться и найти формулу для сохранения своей вменяемости не лишая ребенка его голоса (в прямом и переносном смысле).
Все это наводит меня на мысль, что трудности, харáктерные несостыковки и шероховатости, различия в предпочтениях это как раз там, где родительская любовь проходит как бы экзамен на аттестат зрелости. Момент, когда заканчивается интуитивное родительство, переходя в более зыбкие воды родительства когнитивного – там, где вопросы без ответов; там, где необъяснимые действия; там, где душа в диссонансе с сознанием – завершается наше собственное взросление, и, как в компьютерной игре, мы переходим на новый уровень, начиная впервые по-настоящему свой собственный свободный родительский полет. Игры в куклы кончились, теперь мы сами, на своих, на двоих… Теперь мы здесь, а ребенок там – снаружи, вне нас – и его надо снова найти и признать, вне нас.
Легко любить свое отражение в зеркале… Но когда приходит время полюбить автономную от нас личность, часто мы находим себя безоружными, в тревоге и растерянности, потому что все, что до сих пор знали о любви родителя к ребенку вдруг требует переосмысления и нового подхода. Любовь трудная – это любовь очищающая, окрыляющая, ведущая нас к себе, к тем закоулкам души, в которые заглядывать не всегда хочется. Из такой любви, как из пламени, мы выходим весьма потрепанными, но настоящими. И вот этот шанс на душевный рост нас, родителей, лучше всего, на мой взгляд, доказывает, что дети приходят к нам по какому-то четко спланированному божественному “распределению.”
Ади с первого дня учил и до сих пор учит меня обуздывать свою гордыню, он учил и учит меня терпению, он учил и учит меня быть проще, гибче, легче, и, превыше всего этого, он учит меня любить, не любить “потому что,” а просто любить. И это сложней, чем я когда либо могла себе представить.
Исправление души без умирания, что может быть лучше?